Oh please, сделайте меня инструментом американской пропаганды!
За неделю до моей депортации в Россию из США одно из самых популярных американских телешоу пробилось через политические и бюрократические тернии Министерства Юстиции и Федерального Бюро Тюрем США, чтобы записать со мной последнее интервью.
Комната, где велись съемки, мне была хорошо знакома. Это зал для посещений, который используется, когда к заключенным приходят гости. Он представляет собой довольно просторное помещение с тусклыми серо-бежевыми стенами и большими грязными окнами с когда-то очень давно бывшими белыми деревянными жалюзи. В зале около пяти оранжевых железных столов с пластиковыми столешницами и приваренными к ним четырьмя железными стульями с пластиковыми сиденьями. Венец помещения, конечно же, — внушительный стол надзирателя на специальном возвышении.
На одной из стен висят два холста с весьма причудливым и явно не к месту творчеством – на одном какие-то аллюзии на тему «Алисы в Стране Чудес» или сцены из любимого американцами рождественского фильма «Чарли и шоколадная фабрика» — деревья-леденцы, радужная дорожка и голубые облачка. А на втором — совершенно странное кривое деревце с летающими бабочками и прыгающими нездорово веселыми зверушками на ярко-зеленой травке. Эти холсты – непростые. Это «потемкинские холсты», использующиеся как фон для фотографий с посетителями, чтобы, так сказать, внешнему миру казалось, что тюрьма – это, как там говорят, college campus или университетский городок.
Правда, к приезду съемочной группы комнату преобразили – стены заключенным приказали в ночь красить свежей краской, которая к моменту интервью, разумеется, не успела до конца просохнуть. Грязные деревянные жалюзи убрали, окна помыли, пропустив в комнату непривычные за годы мрака лучи осеннего солнца. Безумные холсты для фотографирования сняли, помыли полы и вынесли мусор.
Вспоминается известный анекдот: «В больницу завезли здоровых больных». Привычно грубые охранники и исполняющая обязанности директора тюрьмы мадам были предельно вежливы и одеты, как на парад.
От бессменной ведущей «60 минут» (60 minutes, телеканал CBS) Лесли Шталь на меня пахнуло гремучей смесью ее приторных, очевидно, безмерно дорогих духов, смешавшихся с «ароматом» свежей тюремной краски.
Один из главных вопросов, интересовавших г-жу Шталь, был, конечно, в том, не боюсь ли я стать инструментом российской пропаганды после произошедшего со мной в США?
Это включало в себя, видимо, обвинение по странной, крайне редко применяющейся статье + трёхлетнее сверхсекретное расследование, пытки, позорную для американской прокуратуры сделку со следствием, в ходе которой им пришлось признать мой легитимный статус студента, извиниться за сексистские обвинения и, дабы совсем не ударить в грязь лицом и обосновать истраченные на меня денежки американских налогоплательщиков, назначить мне тюремный срок?! Ведь судья в своем вердикте лишь как статист-писарь процитировала желаемое прокуратурой.
На этот вопрос я, улыбнувшись, уверенно ответила, что я страстно желаю стать инструментом американской пропаганды! Маленькое сухенькое американское лицо ведущей вытянулось минимум вдвое в гримасе удивления и явного недопонимания моих слов. Может, трудности перевода?
Я же подтвердила, что сказала именно то, что имела ввиду.
И пояснила, что очень надеюсь, что американский народ, видя, что случилось со мной, обратит внимание на процветающий в их стране расизм и русофобию — это раз. На то, как в их стране отсутствует система правосудия, где 90% обвиняемых признают себя виновными, а те, что нет — с вероятностью в 98-99% проигрывают цирк присяжных и получают очень длительные тюремные сроки. И это — два.
А также на то, как потом относятся к заключенным в тюрьмах, не предоставляя им даже элементарную необходимую медицинскую помощь, как, например, таблетки от кашля, но при этом щедро пичкают гормонами и психотропными успокоительными, превращая человека в овощ — это три.
Журналистка внимательно слушала, изображая сочувствие и понимание. Потом меня, конечно, заверили, что к этому «нужно обязательно вернуться», ведь это же по их части, ведь они же пресса, правдорубы, так сказать.
Через неделю, уже в Москве, на фоне кремлевских стен на следующий день после прилета, я, еле живая от недосыпа и стресса, но оставшаяся верной своему обещанию сидевшим со мною женщинам, по сей день заключенным в смертельных объятьях американской системы исполнения наказаний за двойным забором из колючей проволоки, не молчать обо всех нарушениях их прав, чего бы мне это не стоило… дала развернутое интервью про условия содержания в тюрьмах тому же телешоу…
Естественно, я сделала акцент на россиянах в американских застенках, ведь, если отношение системы «кривосудия» и исполнения наказаний США настолько плохо к собственным гражданам, то что уж и говорить о наших россиянах в это жаркое время охоты на ведьм и поиска виноватых во внутренних проблемах американской политики? Мне удалось вырваться из лап американцев благодаря тому, что за меня встала единым фронтом вся страна – от президента до жителей далеких деревень моего родного Алтая, но и велика в этом доля везения, ведь борьба за других наших граждан до сих пор продолжается.
От тюрьмы и от сумы, как говорят, не зарекайся. В такое время живем: то, что произошло со мной, может случиться с каждым. Единственно возможный вывод — мы все, россияне, должны помогать друг другу – не словом, но делом. Так, например, задержанный в аэропорту Вашингтона Александр Малькевич, испытав издевательства американских правоохранителей на себе, систематически помогал и мне. За что ему огромное человеческое спасибо.
Запах краски в федеральной тюрьме Таллахасси уже, наверное, улетучился, грязные жалюзи и фоновые холсты для фотографий вернулись на свои места, в конечной версии телепередачи об условиях содержания и расизме в отношении россиян осталась только одна фраза. Вопрос про пропаганду вырезали, а все мои интервью на эту тему уже на российской земле решили не переводить на английский язык и не публиковать. Вспоминается фраза из одной известной российской комедии: «А как же свобода слова? А свобода есть только у одного слова, и слово это – моё!».
P.S. А вот на днях вышла парочка материалов, кстати, в американской прессе, где американские заключенные рассказывают слово в слово со мной об условиях содержания заключенных в тюрьмах США. Что же это получается, товарищи, Мария Бутина говорит правду?
